— А, так это я в курсе. Все побитые. В основном те, что трудно восстановить, а выкинуть жалко к нам отправляют. Причем не в Белоруссию, а в Россию, накал патриотизма хотят поднять, что-то они там затевают, — задумчиво почесал я затылок.
— Хорошее дело, может под это дело еще что добудут? Ништяков много надо.
— Голова у них на плечах есть, пусть думают. Тебе кстати не обидно, что в штаб отправили?
— С чего бы это? Я тут квалификацию поднимаю. Опыт он и есть опыт. Да и нравиться мне тут. Подомной шесть операторов-радистов, вот ими я и командую. Общее руководство на Шапошникове. Он знаешь, как развернулся?
— Знаю, вчера с ним разговаривал, провел он мне экскурсию.
— Черт, время, — воскликнул полковник вскакивая: — Ладно. Сегодня встретится не получиться, давай завтра?
— Вечером, часам к шести встретимся в управлении.
— Лады.
Проводив взглядом спешившего Воронова, собрал все что осталось и убрал в сумку. После ста грамм коньяка появилась легкая бодрость в теле. Мельком глянув на часы, решил идти к Гоголеву, вдруг раньше освободиться.
18 июля. Мир СССР. 15 часов. 12 минут.
Окраина Минска. Тяжелая танковая рота капитана Куницына.
— И что выдержала? — недоверчиво спросил невысокий рыжий танкист.
— Сам посмотри, там два сердечника торчат, — ответил Плохиш.
Вместе с рыжим, встало еще шестеро пришлых танкистов и стали осматривать башню — как наиболее пострадавшую часть, на предмет пробоин.
Остатки роты капитана Куницына после рембата ждали погрузки на железнодорожной станции, их отправляли вместе с экипажами на завод, где временно расквартировался КБ, проводивший модернизацию танков. Однако приказ из штаба фронта перейти в подчинение представителя Генштаба, фактически вернул их с платформ.
За два часа с момента приказа, они успели занять позиции на окраине города. То, что Минск готовят к сдаче — особо не обсуждалось и не афишировалось тоже, но все про это знали.
Представитель Генштаба, тучный полковник с фамилией Бродман, не только снял роту с погрузки, но даже велел вывести все способные стрелять танки из рембата и подготовить из них неподвижные огневые точки, подчинив все их Куницыну.
Вот сейчас как раз экипаж КВ-2, которого притащили на тросе и столкнули в неизвестно кем вырытый капонир, и башня которого торчала в тридцати метрах от танка лейтенанта Хакимова, обсуждали прошедший шесть дней назад бой, проходивший в тридцати километрах от Минска.
Незнакомые танкисты не только осмотрели КаВэшку снаружи, но и изучили ее изнутри.
— М-да. Как только броня выдержала? Нас вон, с первого выстрела срезали. Прямое попадание в двигатель, — хмуро проговорил командир 'двойки' старший лейтенант Проса.
— Это экспериментальные машины. Скоро общий выпуск пойдут, — ответил Хакимов, гордо оглядывая свой танк.
Пока Плохиш рассказывал не верящему рыжему, который, кстати тоже был мехводом про ходовую. Панин же в красках описывал, как после попадания их снаряда в лобовую броню 'тройки': у того аж двигатель вылетел сзади, показалась, наконец, 'эмка' полковника.
— Товарищи командиры? Попрошу подойти ко мне, — приказал он, расстелив на капоте карту.
Командиров осталось одиннадцать. Это только в самоходках командовали сержанты. В остальных танках, даже зенитных, командиры были в званиях не ниже младшего лейтенанта.
— Так, товарищи командиры, ваша задача…
Возвращаясь к своему танку, капитан Куницын размышлял над поставленным заданием.
'Танков осталось одиннадцать. Восемь КВ. Три 'тридцатьчетверки', две самоходки и зенитки. Да еще эти пришлые. Хотя… Два КВ, 'двойка' и 'единица' тоже не плохо. Но куда мне, восемь тэ двадцать шестых? Да еще у одного башня заклинена, вон экипаж починить пытается. Металлолом!'
— …а вы что скажите, товарищ капитан? — отвлек комроты от размышлений вопрос одного из подчиненных, командира батареи самоходок старшего лейтенанта Скворца.
Оказалось, шедшие рядом командиры вслух обсуждали тот же приказ. А приказ был странным. Было бы неудивительно, если бы их поставили оборонять город, перекрыв шоссе или другие важные подступы. Однако приказ был довольно четок и немногословен. Не оборонять, а именно охранять группу специалистов из Москвы и спецбатальон, которые сейчас как раз разгружался на станции.
Вообще-то, практически все железнодорожные пути были уничтожены, осталась только одна ветка на Минск, которую охраняли особо, но и она была готова к уничтожению. Дорога в основном использовалась для вывоза поврежденной и сгоревшей бронетехники, которую почему-то эвакуировали, даже если восстановить ее невозможно. Также трофейную технику и, конечно же, раненых. Санитарные поезда курсировали по ней постоянно. Так что ничего удивительного в прибытии не было, они и сами должны были отбыть по этой единственной нитке снабжающей войска у города.
— Странный приказ.
— Да нет, товарищ капитан. Мы тут обсуждали, что за батальон нам нужно охранять.
— Да это и так понятно. Опять что-то новое будут испытывать в боевых условиях, — отмахнулся Куницын.
Как ни странно, в этом он не ошибся, когда подошел батальон — они увидели оружие, которое несли бойцы.
— Пулеметы, что ли?
— Странные какие-то, на треногах. Тяжелые, наверное, — обсуждали сидевшие на броне ближайшей бронемашины, танкисты.
Как и для танкистов, для спецбатальона тоже были подготовленные позиции. Окопы полного профиля, а не привычные и не нужные ячейки. Охрана из бойцов НКВД никого к ним не подпускала, и отслеживала все перемещения рядом чужих бойцов. Особенно охрана крутилась у десяти молодых командиров со странным оружием в руках, которое они то и дело закидывали на плечо и как будто прицеливались.